БОЯРСКИЙ ВАСИЛИЙ ВЛАДИМИРОВИЧ
Родился 1 января 1937 года в деревне Новые Брынзены Теленешского района Молдавской СССР

Когда началась война, мне было всего 4 года, и я мало что помню о военном времени. Многое мне рассказали взрослые.
В семье было 9 человек: отец, Боярский Владимир Агатьевич, мать, Боярская Мария Ивановна, дедушка, бабушка, четверо детей и племянник. Отца сразу забрали на фронт.

Разруха полная была: скотину отобрали немцы и румыны. Они издевались над народом, как им заблагорассудится: днями выгоняли на работу, не спрашивая, больной человек или здоровый, заставляли женщин и детей 11-12 лет копать противотанковые рвы и окопы, целый день не кормили, били кнутами, чтобы работали быстрее, тяжелобольных пристреливали в постели, на улице просто так могли ударить кнутом. Сколько людей помирало по дороге на работу, их бросали или пристреливали. Было очень жутко.

Румыны были очень наглые, если приходили, а люди ужинают, могли забрать всё со стола. Они перед немцами плясали всё время, услуживали, как могли, об этом все говорили.

Из дома нельзя было просто так выйти, даже днём, требовалось специальное разрешение. Если тебе куда- то было нужно пойти, давали однодневный пропуск. Истёк срок пропуска- наказан, били кнутами. Куда ни пойдёшь, везде всё патрулировалось. Вечером вообще нельзя было выходить на улицу, потому что стреляли без предупреждения. Общаться с соседями было запрещено. Так что всем приходилось прятаться по домам, чаще всего жили в погребе, потому что сам дом занимали немцы.

В погребе жили годами, да ещё и в холоде. На коже были нарывы, болячки, которые долго не проходили, я потом ещё 10 лет после войны болел.
Зимой топить нечем было, потом приспособились, нашли какую- то железяку и жгли что попало. Голод был сплошной, повальный. У нас была тыква и свекла кормовая, наверное, это нас спасло.
Можно было что- то в поле найти, хоть для обогрева, там же корни кукурузные или подсолнечные. В лесу орехи, ягоды, можно дров нарубить. Но никто не ходил, везде были мины.

Мама тяжело работала, о нас заботилась, как могла, да ещё дед больной был, еле ходил. Бабушка на первом году войны умерла, я её не помню совсем, а дед прожил до 1943 года, много войн видел он, седой совсем был, как лунь, бородатый. Он был очень грамотным, служил в армии писарем, свободно читал по-русски, по-немецки и по-французски, а какие письма писал - сейчас так никто не пишет!

Когда наступали советские войска, немцы собирались увозить детей в город Рязина, набрали полную крытую машину детей. Три женщины просились с детьми, у них было по трое детей. Всех забрали, но не доехали до города, потому что не хватило горючего. Вокруг бомбы падают, идёт освобождение, а мы там закрытые сидим. Немцы, охранник и шофёр, убежали, а мы всё сидим в этой машине. Спустя 3- 4 часа услышали речь советских солдат, они нас освободили. Солдаты спрашивали имя, фамилию, откуда, а я только помнил своё имя. Одна женщина, которая меня знала, сказала, что рядом живёт моя бабушка, к ней и отвезли.

Как я позже узнал, в городе Рязини находился детский концлагерь, в котором из детей выкачивали кровь, видимо, нас как раз везли туда.

От голода и инфекционных заболеваний люди валились в день по 10 человек. Мама заболела тифом, лежала в больнице в соседнем селе Брензена Старая, на молдавской стороне, и умерла в 1944 году. Отец с войны не вернулся. В 1944 году пришло извещение, что он пропал без вести. Потом выяснилось, что он погиб в городе Мишкольц при освобождении Венгрии. Много погибло. В Молдавии сёла очень большие, в тысячи домов. Наше село занимало 6- 7 километров вдоль реки Реут. С двух наших сёл пришло только 5 человек.

Был сильный голод и болезни, поэтому бабушка за 30 километров от деревни отвела меня в детский дом, а у нее были больные ноги.

Туда привозили детей, которые от голода пухли, не могли усваивать пищу, потому что питались одной травой. И эти дети умирали в детском доме.
Недалеко от детдома, на территории, где проходили военные действия, осталось поле боя, там валялись трупы, танки стояли. Это место огородили колючей проволокой. А мальчишки туда лазили, подбирали оружие, за пистолет с двумя обоймами давали маленький кусочек хлеба. Много детей взрывалось, потому что немцы и румыны минировали танки, трупы. Потом все это убрали.

Однажды я заболел тифом, меня посчитали мертвым и занесли в морг. Я пришёл в себя и выполз из морга. Меня нашли врачи, подлечили, а потом направили в другой детский дом. После войны была редкая глазная болезнь -трахома, чуть без глаз не остался. Лечился на Украине в Одессе. Мне тогда было 7-8 лет.

Я сменил 4 детских дома.
Рядом с детским домом, который находился близко к западной Украине, был лес. Однажды дети с воспитательницей пошли за дровами. А в этом лесу были бандеровцы. Они повесили детей на пионерских галстуках, а воспитательницу изнасиловали. Кидали камнями и стреляли в окна детского дома, было очень страшно.

После детдома поступил в Кишиневское ремесленное училище, в нем обучали на тракториста и водителя. Потом на 3 года уехал поднимать целину в Кустанай, совхоз «Комсомольский». Мне было лет 16. С Кустоная меня забрали в армию. Служил 3 года в Москве при академии противохимической обороны, был водителем.

В Москве познакомился с Тамарой Васильевной Макеевой. Вскоре мы поженились, в 1960 году родился сын Игорь, в 1968 году дочь Елена. Я работал водителем на военном предприятии, потом в пожарной части. Своего жилья не было, поэтому переехали в город Рыбное. Устроился к Д.М. Гармаш в Рыбновское РО «Сельхозтехника» шофером, квартиру получили. Работал до пенсии в Рыбновской АО «Сельхозхимия» водителем, трактористом. Имею удостоверение ветерана труда.

С течением времени я всё больше осознаю ужасы войны. Сколько гибло, сколько хоронили. И от самой войны, и от голода, болезней, издевательств. Умирали семьями. Воспоминания очень жуткие, мы не должны допустить такого снова.

Записала научный сотрудник музея Журавлева Ольга Григорьевна